Всё дальше уходят в прошлое страшные и тяжёлые годы войны. Всё меньше и меньше тех, кто приближал Великую Победу нашей Родины над фашистской Германией. Мы помним и преклоняемся перед теми, кто отдал свои жизни за благополучие и счастье своих детей. Мы помним и гордимся их подвигами.

      Наш отец Иван Тимофеевич Сторчилов участвовал ещё в Финской войне, был лыжником-автоматчиком. В  Великую Отечественную ушёл на фронт 12 июля 1941 года, в первые пылающие дни войны. Был направлен в Донскую кавалерийскую дивизию, которая  в невероятно тяжёлых  боях защищала Белоруссию. В октябре 1941 года отец был ранен в бою под Могилёвым.  После госпиталя с 240 другими командирами выехал на защиту столицы нашей Родины Москвы. Это был переломный момент войны с тяжёлыми боями. Здесь у отца было тяжёлое ранение. После лечения воевал на Западном, Калининском фронтах, командуя взводом автоматчиков, освобождал Белоруссию. С сентября 1943 года был командиром роты танкового десанта. В Латвии под городом Жарарями в это время  шли тяжёлые бои. В том же году  снова был ранен при освобождении города Демидова.

   В апреле 1944 года  Ивану Тимофеевичу было присвоено звание капитан. Он продолжал воевать в 3 Гвардейском механизированном  Сталинградском корпусе.

    Вот как вспоминает о своём  боевом  командире комсорг роты                  П. И. Сергиенко, с которым я, желая узнать побольше о боевом пути своего отца, переписывались много лет: «Я на всю жизнь запомнил его  прищуренные глаза, чапаевские усы, улыбку, смех, ощущение крепкого  рукопожатия. Он был прост, открыт, доступен называл нас «хлопчики мои». Любил  вместе с бойцами на отдыхе спеть. Мы его за глаза называли батей. А это в армии, тем более на войне, не каждому командиру удаётся.

  Ребята в роте были молодые, отчаянные, готовые идти за ним в огонь и воду. Он жил, спал среди солдат, хотя у него была возможность быть не на передовой в траншее, а дальше в тылу. Был храбр, водил нас в атаки. Не прятался за спины бойцов. Любил своих ребят. За это мы его уважали и ценили.

      Я только сейчас представляю, как тяжело было капитану  ходить с ротой, но он никогда не жаловался. Всегда шёл впереди роты с палочкой. У него было тяжёлое ранение в позвоночник. Он ходил, преодолевая  сильнейшие боли. Имел три нашивки за ранение. Слева на гимнастёрке носил медали  «За отвагу», «За оборону Москвы», справа Орден Красной Звезды и орден Отечественной войны.

   Всегда Иван Тимофеевич был подтянут и имел командирский голос. Команды подавал так, что и мертвые поднимались в атаку. И сам впереди шёл».

     В 1944 году за образцовые, отличные боевые  действия приказом Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища Сталина гвардии капитану  Сторчилову И.Т. была объявлена благодарность и вручена грамота за освобождение городов Духовщина, Рудня, Витебск, Полоцк, Двинск, за прорыв обороны противника южнее города  Рига, за прорыв обороны и освобождения городов Иедова и Болдоне.

   Но Иван Тимофеевич был не только солдатом. Ему, человеку от земли, хлеборобу, пришлось не от хорошего взять  в руки оружие. В своей повести «Глазами солдата» П.И. Сергиенко так пишет об И.Т. Сторчилове.

    «Нашу 7 бригаду после  окружения под Ригой отвели на четырёхдневный отдых. Рота расположилась на хуторе Урзелы. Деревья и постройки его отражались в озере, как в зеркале.

…  Капитан с писарем Гриценко расположились в доме латыша Думкиса. Мы,  автоматчики,- в риге на соломе. Занятий никаких. Сон, отдых, еда и солдатский брех – райская жизнь.

      По утрам ротный лично поднимает нас на зарядку. Звонкий голос его разносится над ещё пустынными дворами: «Ста-а-нови-и-сь!»

    Бежим к озеру в гимнастёрках без ремней. Батя с палошкой «шкандыбает» следом. Ему бежать тяжело, мучают боли в позвоночнике. Но он бежит, терпит боль, не подаёт вида, что ему плохо. Только лицо бледнеет, и курчавый чуб казацкий  мокнет. Латышки с полными подойниками молока провожают его грустными глазами, вздыхают.

… Назад идём строем, не торопясь. Капитан, я и старшина Белобородов, крутоплечий, с рябоватым лицом и узкими глазами.

     Вот что, мои дорогие комиссары. Есть думка помочь нашим хозяевам обмолотить хлеб. Вечером на хутор притянут локомотив и молотилку. С утра начнут по очереди обмолот. Мы убьём сразу двух зайцев: разомнёмся  после боёв, и они не будут на нас криво поглядывать. Не враги мы латышам! Погутарьте с хлопцами, думаю, они нас поддержат.

    Никто не отказался. Четыре дня над хутором  стоял  разноголосый шум и  гам. Пыхтел, отдуваясь паром, локомотив, с утра до вечера гудела молотилка, сыпалось в мешки зерно. А вокруг  молотилки вперемежку с гражданским людом трудились солдаты и командиры.

…Дни стояли погожие, тихие, солнечные. Солдаты посбрасывали с себя гимнастёрки и рубахи. Запылённые. Нельзя было их узнать. Чувствовалось, что солдатские руки, привыкшие носить оружие и копать землю, истосковались по мирному труду. И батя наш словно помолодел лет на двадцать. Отбросив палку, он то показывал Ераскину и Ширшнёву, как завязывать полные мешки, зажав в зубах завязку; то брал горсть половы, дул, растирал её в ладонях, а увидев зерно, показывал хозяину, где и как поднять в молотилке решета, чтоб не было потерь; то грозил мне кулаком, раскрыв щербатый рот, когда я кидал второпях в барабан большой навильник пшеницы и молотилка глохла; то довольно похлопывал по мокрой спине Домбиева за то, что тот легко ворочает мешками под навесом. Одним словом, не хозяин, а наш ротный командовал ротой. Ходил между людьми, крякая в усы от удовольствия, от полноты чувств закоренелого  хлебороба. И в такие  минуты  казалось мне, он был похож не на строгого командира, каким он был, а на председателя колхоза, у которого в пору  предзимья удачно заканчивалась уборочная страда, когда можно будет рассчитаться и с государством сполна, и сверх того выдать колхозникам на трудодни».

…8 мая 1945 года в местечке  Вайнаде рота погрузила танки, машины на платформы, нас должны были отправить на штурм  Клайпеды, но почему-то команды не было. Фронт был в 3-х километрах, но немцы почету-то не стреляли. Прошёл слух, что Москва передаст важное сообщение. Нам не спалось, было тревожно, вспыхивали ракеты, стало рассветать. Мы увидели, как бежит, хромая, наш командир.

 Вбежал в вокзал, где мы спали, протянул к нам руки, нижняя губа дрожит, а глаза полные слёз, кричит: «Хлопчики  вы мои, война закончилась! Победа!» Обнимает нас, мы все плачем от счастья, что живы, что всё страшное позади. Невероятное состояние».

   Командир Гвардейской механизированной бригады Н.В. Цветков вспомнил, что Иван Тимофеевич Сторчилов  был отважным воином, показывал образцы героизма, пользовался авторитетом и уважением среди бойцов. Своим мужеством и отвагой поднимал боевой дух своей роты.

      За героизм, проявленный в боях с фашистами, Иван Тимофеевич Сторчилов был награждён орденом  Красной Звезды, орденом Отечественной войны,  медалями  «За оборону Москвы», «За отвагу», «За победу над Германией». Н.В. Цветков написал книгу о боевом пути мехбригады, в которой служил он сам и И.Т. Сторчилов, - «Рождённая на Волге». Одну книгу прислал в с. Россошь нам, детям Ивана Тимофеевича.

   После окончания Великой Отечественной войны Иван Тимофеевич в составе Гвардейского механизированного Сталинградского корпуса был направлен на Дальний Восток и воевал на 1-м Забайкальском фронте, громил отборную японскую Квантунскую  армию. Из Японии демобилизовался в январе 1946 года по состоянию здоровья.

  Домой вернулся весь израненный           и больной. Там его ждала жена Анна Кузьминична и трое маленьких детей: Витя, Вася и Ваня. Младший родился в 1941 году, когда отец  уже ушёл на фронт. И это была их первая встреча. В колхозе тогда была разруха и нищета после войны. Приходилось работать день и ночь, восстанавливая хозяйство.

    Страшные годы войны и тяжёлые ранения вскоре дали о себе знать. Отец умер в 50 лет. Очень тяжело было после его смерти жене и детям. Но дети, внуки, правнуки помнят своего отца, дедушку, прадедушку. Помнят и любят.

     Вечная память Ивану Тимофеевичу Сторчилову и всем павшим в боях за Родину.

«Слава Труду» № 19, 8 мая  2015 года.                                 Р. ЛАЗАРЕВА.

                                                                                                             с. Россошь.